на сказанное улицкой, что крайний север - место, где нельзя оставлять следов, а мы живем в месте, где нет ничего, кроме наших следов, нет следов природы, сразу отзывается бродским: "где в итоге вздрагиваешь, обнаружив/ что и тут кто-то прошел на лыжах"
она упоминает малую родину, на любую "малую родину", встреченную в разговоре, тексте, песне, фильме, на любое место, которое ты любишь и которым недосягаемо болеешь всю жизнь, я вспоминаю только дачу, уже давно ставшую и мифом, и архетипом, и всей моей любовью к земле, из соляриса я подхожу к серому крыльцу и дому с торчащей паклей
в омут памяти закручивает, как мы ловим огромную, размером с 2 ладони бабочку ночью на крыльце * - и крыльца этого уже нет, у меня совершенно не укладывается в голове, что каких-то вещей, которые полностью опутаны твоей памятью, больше нет, в итоге память намагничивает сама себя, физически центра воспоминания уже нет, наивно думаешь, что пока ты помнишь, это есть, странно, что то, чего больше нет, живо — и что живо то, чего больше нет
два лица пиратов из дерева, трубка и золотая серьга, сковородки, развешанные на кухне, лестница на мансарду с топотом шагов, то, как скрипит дверь в комнату к *, я могу слышать даже со своего участка, как сто лет назад * предлагает нам красную смородину, они гуляют с бабушкой у озера и тогда мы знакомимся впервые, голубой кораблик из киндера, который стоит на окне на кухне, тв парк на диване, пульт от телевизора, санта барбара, кресла с горчичной обивкой, * ходит на английский на участок с самыми вкусными сливами, пастельные гелевые ручки с фруктовыми запахами, ваза с сухими колосьями и флажком с драконом, наши надписи на кирпичах камина, коробка с колодами карт мэджик, бадминтон, как спим вместе на кровати с *, открытая форточка, зелёные шторы, на тумбочке лампа, на которую наклеены ракушки и круглые стекляшки из икеи, она красит их лаком для ногтей глубокого и тёмного цвета черешни, чай и хохот на кухне, наша фотография в люпинах, мозаика, как всегда дотягиваешься до перекладины на веранде и качаешься на ней, качалки на веранде, умывальник, воланчик улетает в малину, жёлтые высокие метёлки у ворот, пустой дом, полный гостей, распахнутый и ленивый в жару, развешенные полотенца и купальники, закрытая дверь в холода со всеми этими куртками, кроссовками и резиновыми сапогами в прихожей, корзинки с грибами, грибы, разложенные на газетах, кисель, оладьи; мы провели там всю жизнь, начиная с детства, читали школьные списки на лето, прятались в камышах, играли в лошадей и драконов, мочили мокасины в болоте, собирали камушки для колодца, выменивали друг у друга красивый гранит, мучились с математикой, ходили за грибами, катались на велосипедах без рук, опаздывали к обеду, потому что засиживались друг у друга, рассказывали анекдоты и страшилки, отпрашивались погулять ещё, сидели, говорили, фотографировались на мыльницы, ночевали и не ночевали, влюблялись, ревновали, хохотали, грустили, вспоминали, веселились, ликовали, пьянели, пели, вечномолодели, всегда оставались детьми, взрослели, старели, смотрели на пароходы и баржи, рисовали на кухне, выносили стулья смотреть на звёзды, кутались в свитера, снимали купальники, выносили пепельницы, вносили чашки и карты, расставляли тарелки, уходили гулять, возвращались с реки, шумно не спали, мирно спали до обеда, праздновали, сидели без электричества при свечах, <...>, так вот, боженька, как больно ты объясняешь про хронотоп, "время срезает меня как монету и мне уже не хватает себя самого"