утро в пушкинском, тишина, белая пустота без людей, в которой мы с машей как в далёком детстве расслабленно сидим на скамейке, болтая ногами и смотря на противоположные картины, потом переворачиваемся и опять, белые стены раскрываются пятнами солнца и листвы, тенями, теплом домов и лета, синевой воды, даже абстрактная визуальность превращается в удивительную гармонию, потому что я так давно не была в пушкинском не бегом, не бродила там не туристической, а нормальной скоростью, и наконец-то, наконец-то можно остановиться; картина "приказ об освобождении", которая больше всего потрясла меня на выставке, стражник не входит полностью на полотно (как я люблю рубленные вещи), а обозначен выпуклой кистью руки, которая торчит из картины, и всё то, что остаётся от него в поле зрения, кажется ещё более объёмным, нецелые вещи мне всегда нравились тем, что та часть, которая не видна на картине/фотографии/.., автоматически попадает из статики в пространство живой жизни и оживляет остальное, видимое, живее выпирает локоть ребёнка, пушится хвост собаки, цвета слишком синие, слишком красные, слишком жёлтые
дорога на работу мимо деревьев, листья с которых, опав, остались на зелёном газоне жёлтыми кругами и всё это пылало целую неделю такое красивое, что даже не фотографируешь, вечер, когда мы стоим у дома, галки шуршат листьями где-то наверху, от их неугомонной тяжести на крыши машин падают каштаны и долго перекатываются, мне звонит * из брянска, гуляет по улицам и описывает церквушку, которую сейчас видит, голос постоянно шумит и шуршит, сносимый ветром, и голос очень серьёзный, до неузнаваемости, и так вышло, что я могу это понять, могу ответить таким же серьёзным (сегодня в автобусе вижу похожего человека и ужасно хочу потрепать по задумчивой сероглазой гриве)
эта неделя, по факту сокращённая, оказалась одной из самых длинных в этом году, её начало теряется ну в каменном веке что ли, так это далеко, в пятницу уже заполночь мы прилетели в стамбул, я первый раз уезжала с желанием, чтобы всё, что я оставляю здесь, взорвалось к чертям, испепелилось и от этого спаслось, чтобы ты вернулся на бескочное белое пространство, на этот минималистичный простой вид с фотографий кенны
сейчас уже совершено благополучно себя ощущаю, из окна видно мраморное море и курящиеся крыши турецких бань, гудит отходящий корабль, мяукают кошки, о стекло с чаем стучит тонкая ложечка
самолёт садился в такую красоту, что у меня спирало дыхание: ночью всё побережье с многокилометровой высоты выглядело как огромные тяжёлые грозди сияющего золота, которое в какой–то бархатной темноте воды струилось вниз дрожащими и мерцающими отражениями — и всё, что я так хочу сказать, невероятно проигрывает тому, в чём я пребываю; не высказать мне это чудо из чудес